Интервью с граффити командой "Зачем?"
Иногда идешь утром на работу по переполненной грязной улице, ненавидишь свой город, себя, работу и тех, кто спешит на службу вместе с тобой. И вдруг на стене видишь яркий рисунок — просто буквы или улыбающуюся мордочку. И сразу чувствуешь что-то непонятное. Раздражение? Неприязнь? Удивление?
Иногда идешь утром на работу по переполненной грязной улице, ненавидишь свой город, себя, работу и тех, кто спешит на службу вместе с тобой. И вдруг на стене видишь яркий рисунок — просто буквы или улыбающуюся мордочку. И сразу чувствуешь что-то непонятное. Раздражение? Неприязнь? Удивление?
Так вот, небольшой рисунок на стене, способный вызывать у прохожих самую разную реакцию, и называется граффити. В России такой вид творчества существует уже 10 лет, но только в последнее время на него всерьез обратили внимание как представители различных художественных группировок, так и силовые структуры. Разобраться в том, что же такое граффити — вандализм или искусство, нам помогут ребята из самой известной московской граффити-команды «Зачем?» Позе, Керл и Шухер (свои настоящие имена ребята просили не называть).
— Что такое граффити?
Позе: Мы часто пересекались с различными СМИ, давали интервью, все подробно рассказывали, а потом с ужасом читали сказки и бред. Наши идеи до такой степени искажали, что мы научились говорить о граффити, не объясняя, что это такое. Читаешь статью. Вроде речь о граффити, а на самом деле нет.
Керл: Если говорить примитивно, то граффити называется разновидность живописи, сделанной в отличие от всех остальных не на бумаге, а на стенах, потолках, асфальте — словом, на плоскостях, совсем для нее не предназначенных. Дальше уже нужно разделять культуру граффити на официальную и хулиганскую. К официальной относятся модные художники, которые сидят дома, рисуют что-нибудь на вертикальной поверхности, потом делают популярные выставки и собирают деньги. Любой нормальный граффитчик скажет, что его искусство — дрянь. Хотя, возможно, лет в 50 все мы придем к тому же.
Позе: Хулиганские граффити в первую очередь не домашние, а городские. Их делают на стенах домов, заборах, вагонах метро и поездах. Словом, в местах наибольшего скопления народа. Общедоступные рисунки на стене (или, говоря нашим языком, «бомба») представляют собой пример самого что ни на есть свободного искусства. Мы просто рисуем то, что хотим. Нам наплевать, как наше творчество оценят знаменитые мастера кисти и акулы пера или сколько денег мы за него получим. Нам просто интересно, особенно если учитывать еще и то, что в отличие от творения на бумаге граффити увидят тысячи людей, которые удивятся, разозлятся или порадуются.
— А что включает в себя культура граффити?
Шухер: Начиналось все с афроамериканских детей в США, слушающих рэп, носящих широкие штаны и говорящих друг другу: «Йо, чувак!». В заграничных фильмах 90-х годов их настенное творчество достаточно хорошо представлено.
Керл: Сейчас все проще. Граффитчики слушают то, что им нравится, носят то, что практично и удобно. Я, например, некоторое время в качестве маскировки ходил с кейсом, в черном пальто, под которым у меня был перепачканный краской халат. Когда я рисовал, то снимал пальто, кейсом, набитым баллонами, загораживал рисунок от любопытных прохожих и «бомбил»...
Позе: Хорошо быть высоким, чтобы «бомбить» выше всех, и хорошо быть маленьким, чтобы удачно прятаться. А когда ты рисуешь, например, синим цветом, то носишь только синюю одежду, дома у тебя синие обои и у твоей девушки синие волосы. Или ты «бомбишь» только двери дорогих магазинов, потому что ты их не любишь. Тогда ты настоящий художник — со своей культурой, идеей...
— Откуда появились граффити?
Шухер: Есть много разных вариантов. Для меня более понятно, когда говорят, что в 50-е годы в Америке гангстеры, чтобы пометить свою территорию, квартал, который они «держали», писали на его стенах название своей группировки. Постепенно их надписи становились все затейливее и красочнее. Так появились граффити. Поэтому я считаю, что рисовать на стенах лучше всего именно буквы своего имени.
Позе: А в России прообразом граффити можно считать пресловутые три буквы на заборе, надписи типа «Спартак — чемпион». Кстати, некоторые взрослые люди до сих пор ассоциируют граффити с футбольным хулиганством. А первыми советскими граффитчиками были Остап Бендер и Киса Воробьянинов. Помните их «тэги» на стене ущелья: «Здесь были Киса и Ося». Первым настоящим отечественным граффитчиком был некий Баскет. Ему, наверное, сейчас уже лет 30, и он до сих пор рисует. Говорят, у него папа был дипломат и привозил ему из-за границы разные молодежные журналы, чтобы сынок учил язык. А сынок по ним учился «портить» стены.
Керл: А следом за ним мы, старшее поколение граффитчиков. Тогда приобрести краску и насадки было настоящей проблемой. Свои «тэги» мы рисовали обычным гуталином для обуви, отбирали у младших братьев фломастеры, истершиеся маркеры заправляли пастой, спиртом, зеленкой, и ничего, малевали в своих дворах корявые закорючки. Главное — желание, а деньги и тому подобные буржуазные заморочки ничего никогда не значили и ничего до сих пор не определяют. Зато гоняли нас представители правопорядка не в пример меньше.
Шухер: Сейчас все проще. Мы покупаем в автосервисах баллоны для покраски машин, там же насадки, за маркерами для «тэгов» идем в канцтовары, но романтика куда-то исчезла, да и злиться люди стали сильнее.
— Что такое «тэги»?
Керл: «Тэг» в дословном переводе значит штамп, а у нас означает что-то вроде подписи. Все начинающие художники, у которых еще нет опыта или таланта рисовать большие «бомбы», просто маркером на стенах пишут красиво свое имя. Более опытные граффитчики оставляют «тэги» для своего продвижения. И еще по многим причинам.
Шухер: «Тэгирование» — существенный элемент культуры граффити, существующий еще и как самостоятельное направление настенной живописи. Я, например, несколько лет назад покрыл своими «тэгами» пол-Москвы. Случалось, что ко мне в компаниях подходили симпатичные девушки и говорили, что знают меня, потому что видели мой «тэг».
— Как люди смотрят на то, что вы делаете?
Керл: По-разному. Некоторые восхищаются. Бывали случаи, что ко мне подходили какие-то богатые дизайнеры, приглашали на работу, давали свои визитки. Взамен я давал им свои наклейки и посылал подальше. Искусство, как уже говорилось, не продается, тем более богачам.
Позе: Действительно, случаи были самые разные. Один раз мы рисовали ночью на никому не нужной стене, и на нас напал бдительный прохожий, выгуливающий свою собаку. «Паршивцы, что вы делаете?» — проорал он и полез за пазуху. С нас три пота сошло, думали, сумасшедший вытащит нож или пистолет. А он достал пачку соли и стал в нас кидаться. Мы потом долго смеялись.
Шухер: А мне как-то раз в Питере помог самый настоящий бомж. Он спал в каком-то скверике, а я там начал рисовать. Он просыпается и говорит: «А я знаю, что ты хочешь сделать». Я очень удивился, а он продолжает: «Нарисовать выше всех». Изумленный, я подошел к нему, мы разговорились, и он показал мне лестницу, на которую можно залезть и сделать свое черное дело.
Керл: По-моему, по-настоящему может оценить твою работу только тот, кто будет оттирать твое художество.
— А родители как смотрят на ваше хобби?
Позе: Мама одного парня из нашей команды, например, собственноручно стирает все заляпанные краской куртки, дает деньги на баллоны и просит, чтобы, как только заберут в милицию, вызывал ее — она уж точно спасет.
— Проблемы с милицией серьезные?
Позе: Пока нет. Конечно, есть статья за вандализм. Штрафы, административные наказания всякие, но чаще всего удается отделаться легким испугом. Менты отнимают все наличные деньги, баллоны, звонят родителям и на работу. Вот и все.
Керл: Правда, однажды в одном подмосковном городе мы нарвались на ОМОН — вот тут никому мало не показалось. Меня били так больно, что я готов был подписать собственноручное признание о том, что именно я изнасиловал и убил всех женщин, мужчин и собак в их проклятом городе. Но самое интересное, что, после того как из меня сделали котлету, всех отпустили. А у меня не оказалось ни одного перелома. Вот что значит профессионалы.
Позе: А вот в Европе за голову граффитчика положено большое вознаграждение, поэтому в Праге, где полно всяких памятников старины, местные жители по ночам только и делают, что ловят художников.
Шухер: Там вообще зверские нравы. Когда тебя ловят, то вешают на шею все граффити, нарисованные в твоем стиле, и если поймают одного человека из твоей команды, то посадят года на два и всех остальных. Поэтому к нам из Германии и Польши периодически совершают паломничество граффитчики, поставленные на учет дома. В Москве они находят достойное приложение своим силам.
— Вы говорили, что разрисовали поезда дальнего следования и вагоны метро. Расскажите, как все проходило?
Керл: С поездами просто. Надо проникнуть на какую-нибудь станцию и там найти стоящий на перегоне поезд. Железнодорожники ужасно ленивые — им неохота нас гонять. Один раз мы даже делали поезд с машинистом внутри, так он даже из кабины не вышел. Просто каждые пять минут проезжал по 100 метров, думал нас отпугнуть...
Шухер: Мы тоже однажды сделали поезд. Он готовился к эксплуатации. Такой весь новый, блестящий. Мы раскрасили его от и до. Неделю ночевали на поле возле станции, где он стоял. Все простудились, но дело доделали. Пришли на вокзал встречать своего красавца и тут обнаружили, что с другой стороны едет такой же разграффиченный состав. Получился настоящий парад крутых поездов.
Позе: Но, конечно, высший пилотаж — раскрасить вагоны метро. Тут гораздо сложнее. Сначала надо пролезть в депо, проще всего через вентиляционную трубу, потом пройти мимо будки, где сидит злобный охранник, и тогда все вагоны часа на два твои. Тут еще очень важно не ошибиться, раскрасить именно тот вагон, который поедет не на переплавку, а на маршрут.
Керл: Как-то мы пролезли в метро, прошли мимо пустого поста охранника и вдруг видим, что охранник в одном из вагонов распивает водку с уборщицами. Мы в ужасе бросились бежать, он за нами. Гонялись по пустым тоннелям часа два, потом он нас настиг. И тут кто-то предложил ему выпить коньячку, взятого на дело для согрева. Охранник не отказался, попил, поболтал с нами и вдруг заявляет: «Ну что, рисовать-то будете? Я пока на шухере постою!» Мы были просто в шоке.
— Говорят, существует какой-то негласный кодекс граффитчика?
Шухер: Считается, что нельзя рисовать на частных машинах, на мраморе и произведениях искусства. Я стараюсь так и поступать.
Керл: А я нет. Раньше был уверен, что никогда ничего не стану царапать на Кремле или памятнике Пушкину, а теперь понимаю, что любое произведение искусства, выставленное на всеобщее обозрение, всячески поощряемое и возвышаемое государством, находится в рабстве. И только мои надписи на нем могут возродить его к жизни. Вот так.
Интервью взято из издания "Мегополис"
